Русский фермер — английский вариант

Принято считать, что сельское хозяйство в России — дело абсолютно убыточное. Пример англичанина Джона Кописки, организовавшего современную ферму под Владимиром на останках развалившегося совхоза, это утверждение начисто опровергает. Да и по виду не скажешь, что Джон привык сорить деньгами просто так, без расчета.

Наверное, если бы английскому бизнесмену Джону Кописки лет пятнадцать назад сказали, что судьба навсегда свяжет его жизнь с Россией, он рассмеялся бы в ответ. Тем не менее произошло именно так — когда в 1991 году Джон Кописки, исполнительный директор компании Balli Trading London, занимавшейся торговлей углем, впервые приехал в Москву, он за три дня успел влюбиться в нашу страну. И через год переехал сюда жить.

Русский духом

Джон всю жизнь торговал углем, занимается этим и сейчас, являясь совладельцем угольной шахты в Мичуринске. Правда, функции компании Джона «Мичуринскуголь» - чисто посреднические, а сейчас — больше консультационные. «Я не считаю это бизнесом, — говорит Джон. — Бизнес — это когда ты что-то производишь, делаешь что-то реальное. А что такое торговля… Купил — продал. А я хочу что-то оставить своим детям».

Очевидно, Россия действительно плотно вошла в жизнь англичанина Джона Кописки. Настолько, что Джон каждый год берет месяц отпуска и ездит с детьми по стране - уже были на Валааме, в Соловках, Великом Новгороде, Пскове — в по-настоящему святых для русской земли местах, где далеко не каждый россиянин побывал. Да и с виду Джон скорее похож на священника, чем на солидного английского бизнесмена или фермера. Если бы не сильный акцент — говорит, «русский язык дается ему с трудом, особенно лексика. Да и дома больше общается по английски, чтоб дети были двуязычны. Русского общения им хватает и с друзьями».

Пока Кописки торговал углем и обрусачивался, по совету друзей присмотрел дачу во Владимирской области, недалеко от Петушков — уж чтобы совсем не отличаться от москвича. «Места больно красивые — лес, река, поле, — говорит Джон». Волею судеб рядом с дачей оказался совхоз, почти развалившийся. «Ну я и решил его поднять, — скромно замечает Джон, — наверное, сыграли роль польские крестьянские корни, а может то, что я в детстве, с 13 до 15 лет, подрабатывал под Лондоном, на одной ферме».

Правда, окрестности Петушков — вовсе не пригороды Лондона, и от совхоза «Клязьминский» к тому времени мало что осталось, — скот пустили на мясо, от коровника — один фундамент.

Тем не менее вложив несколько миллионов рублей, Джон восстановил коровник, закупил 300 коров — 150 костромской и 150 голштинской породы. При этом коровы не выходят на пастбище — их жизнь проходит только в стойле — так и выгоднее, и безопаснее.

Исправление холодом

В 2002 году Кописки и его русский генеральный директор Михаил Оздоев (в прошлом — глава местного сельхозкооператива «Вперед») посетили несколько сельхозкооперативов в Чехии, — для обмена опытом. Оказалось, что чешские фермеры используют т.н. «холодный» метод содержания телят и коров. Смысл его в том, что животные содержатся в полностью неотапливаемом помещении, какая бы на дворе ни стояла погода. В советских, а затем большинстве российских колхозов весь скот держали в теплых, хорошо отапливаемых коровниках, при +20°C. Так было и в совхозе «Клязьминский». Пока Джон не решился попробовать также содержать коров в холодном помещении, а телят, сразу после рождения, вообще отправлять жить на улицу, в загоны. Оказалось, что это даже очень хорошо, и для скотины полезно.

«Раньше у нас телята и коровы постоянно болели, — делится Михаил Оздоев, директор ООО ’Богдарня’. Стоило нам открыть двери или окна, возникал сквозняк, телята сразу простужались, — теперь же они с рождения закаленные, почти как моржи. Вообще не болеют».

И если раньше ежегодно до тридцати телят терялось по причине болезней, а на лечение одной коровы расходовалось до 500 рублей, то с переходом на холодное содержание не было ни одного случая падежа, а лечение свелось к плановым прививкам. Плюс ко всему — наглядный экономический эффект — существенно сократились затраты на отопление (в год это, кстати, почти 12 тонн угля, плюс зарплата двух кочегаров — еще 12 тысяч ежемесячно). Как утверждает Джон, «корова запросто выносит морозы до -40°». Впрочем, даже несмотря на морозец, в коровнике всегда температура стоит плюсовая — от животных.

На следующем этапе реформирования Джон изменил режим питания животных. Если раньше коров кормили три раза в сутки, то теперь стали кормить шесть, но меньшими порциями — как принято на Западе. Затраты на корм начали рассчитывать по содержанию протеина, т. е. по его энергетической ценности, а не по объему кормовых единиц, как принято в России. В результате усвоение корма у коров увеличилось на 15%. Плюс ко всему этот рацион стали формировать ежемесячно - после контрольных доек, в зависимости от надоев. Чем больше приносит корова молока, тем ее усиленней кормят.

Сейчас за две недели до отела корове начинают давать по четыре кило плющеного зерна ежедневно, после отела — до десяти, что большинство российских хозяйств не делает, экономя и не меняя рацион отелившейся коровы.

«Фактически, сейчас у нас на каждую корову создан бизнес-план, — утверждает Джон, — а на новой ферме данные на каждое животное будут занесены в компьютер, и систематизированы. Вот тогда мы и увидим рентабельность каждого животного, и что с ним делать дальше».

Старый советский лозунг «кадры решают все» оказался особенно важным для села, где, как известно, одни кадры уезжают в город, другие — пьют. Но Джону почему- то опять повезло. «У нас два основных требования к работнику — чтоб не пил и не воровал, — говорит Оздоев. — Правда, как ни странно, еще не было зафиксировано ни одного подобного случая, а потому — никого не выгоняли. Все недовольные уходили сами».

Если три года назад на ферме работало 146 человек, то сейчас осталось порядка 70, даже несмотря на прибавившийся объем работ. «Например, из 48 механизаторов осталось 13, — продолжает Оздоев, — но справляются. Те, кто уволился, в основном ездят работать в Москву — преимущественно охранниками».

«Я долго спорил со своим главным инженером, — рассказывает Джон. — Он мне доказывал, что нам необходим двадцать один тракторист, мои же расчеты показывали, что хватит шестерых. И я оказался прав».

Фермер закупил дорогие американские трактора, по 150 тысяч долларов, которые способны работать за шесть «„Беларусей“, при этом не ломаться и трактористу создавать комфортные условия (кондиционер, радио и пр.), а один шведский посевной агрегат освободил от работы пять механизаторов».

Вся работа на ферме оплачивается сдельно, а не повременно, но в среднем работник может получить от 5000 до 12000 рублей. Для Петушков — очень неплохо.

Так как на песчаных землях Крутова кормовые травы не росли, поля арендовали у соседних хозяйств. Продать участки в районе согласился только совхоз «Россия», чьи земли были распределены между тремя сотнями пайщиков. Из них порядка 70% согласилось продать свои паи Джону. Каждый пайщик на этой сделке заработал по несколько тысяч рублей, деньги для села хорошие, а Кописки стал владельцем пятнадцати участков площадью от 5 до 70 га, в общей сложности — почти 900 га. «Если интенсивно заниматься земледелием, расчет таков: 1 га должно хватить на прокорм одной коровы в год, — говорит Оздоев. — Правда, сейчас у нас уходит 2 га на одну корову. Но работаем…» На большой части земли Джон посадил кукурузу — она отличная кормовая база. Если в прошлом году посеяли 200 га кукурузы, то в этом — уже 1200.

Новый комплекс

Земля понадобилась в том числе и для нового животноводческого комплекса «Рождественно», который вот-вот войдет в строй и на который возложены главные надежды фермера. Когда Джон затеял строительство он арендовал еще 4000 га у районной администрации на 49 лет (за землю хозяйство платит только земельный налог — это всего около 60 тысяч рублей ежегодно).

Новый комплекс Джон решил строить с нуля, используя самые современные технологии. Оснащала комплекс шведская компания DeLaval. Точную цифру инвестиций Джон не называет, но порядка 5-6 млн долларов ушло на строительство ангара под коровник и закупку самого современного оборудования. Частично с деньгами помог английский друг и партнер Джона — за часть акций будущего комплекса.

«Внедрение систем автоматизации на новой ферме, применение передовой европейской техники и правильное управление кадрами позволят использовать минимум работников, — утверждает Джон. — Весь комплекс в почти в две тысячи голов будут обслуживать всего 16 человек».

Но самое интересное другое — из этих шестнадцати работников двое — настоящие американские фермеры, точнее — целая семья с двумя детьми. «Нам на самом деле не нужны зоотехники, ветврачи, агрономы — нам прежде всего нужен работник-фермер, умеющий выполнять любую работу», — утверждает Джон. Собственно, именно примеру подобной работы и призван служить Лоранс Грей, тридцатипятилетний американский фермер в четвертом поколении. Джон нашел его через Интернет — через сельскохозяйственный форум. Точнее, он нашел четырех фермеров, всех пригласил в Москву, поговорил, а затем выбрал одного. Для переезда американец продал все свое американское хозяйство и уже перебрался под Петушки с женой и двумя детьми. Пока доволен. Джон говорит, что соседи Лоранса в Штатах крутили пальцем у виска — продать успешное хозяйство и переехать в неизвестную Россию. Впрочем, для этого нужно быть не только фермером, но еще и авантюристом. Но это, наверное, и не так плохо — а как не быть авантюристом и еще заниматься бизнесом в России. Джон предложил фермеру небольшую зарплату, дом, «ленд ровер» для разъездов по ухабистым дорогам, а также участие в прибыли.

«Мы сейчас закупили для новой фермы сложнейшее оборудование, нашим людям надо учиться на нем работать, а Лоранс Грейс — уже умеет», — утверждает Джон.

«А нельзя было найти фермера где-то поближе, например, в той же Англии, - спрашиваю я, — или хотя бы пригласить консультантов для обучения».

«В Европе фермеры не работают с такими объемами, там хозяйство уже в несколько сот голов считается крупным, а в Штатах есть фермы и по пять тысяч. А на нашей скоро тоже будет 2000 голов. Просто консультанты меня разочаровали — такое подозрение, что они не знают никакой практики, не нюхали земли, а теория — это не то…»

Несмотря на то что коровник строили всего год, заминка вышла с коровами — их Джон пытается ввести в Россию уже целый год. Оказалось, что на импортных коров действует карантин. Но дело сдвинулось только недавно — первая партия ожидается уже в апреле.

Если первоначально комплекс был рассчитал на 1040 голов дойного стада, то сейчас его расширили до 1650. С каждой Джон рассчитывает получать не менее 9 тысяч литров молока ежегодно. И тогда дело будет вполне рентабельным.

На новом комплексе метод холодного содержания доведен до совершенства, что, кстати, серьезно позволило сэкономить. У ангаров вместо твердых стен — специальные шторы, которые зимой будут опущены, а летом — подняты.

Что касается рентабельности, то оказалось, что вот ее-то на самом деле подсчитать не так-то сложно. И получается очень неплохо — конечно, не нефть качать, но почти так же выгодно содержать коров, как строить дома.

Корова стоит в Дании порядка 2000 евро. Если за год она даст 9000 литров молока, которое можно будет продать за 9-10 рублей/литр крупному покупателю типа «Вимм- Билль-Данн» или «Данон» (а с ними уже есть договоренности), — получается минимум 81 тысяча рублей с одного животного. Из них прибыли — ровно треть, остальное — зарплата, энергозатраты и прочие накладные расходы.

В итоге одна корова обязана давать ежегодно порядка тысячи долларов чистой прибыли и окупиться (если это слово уместно по отношению к животному) за два года. Деньги очень даже неплохие и вполне реальные для современного интенсивного сельского хозяйства. Правда, при условии, что именно столько будет стоить литр молока и именно такие будут удои у коровы. При сегодняшней цене сбыта в 6 рублей и сегодняшних удоях местным хозяйствам хватает денег только, чтобы продержаться на плаву и чтобы работники не умерли с голоду. И не больше.

«И поэтому у нас в районе числится более 200 фермеров, а на самом деле работает всего один, — говорит Михаил Оздоев, — да и у него удои смешные, больше восьми литров в сутки не получается. На эти деньги не проживешь. Даже наше ’Богдарня’ дает 4,5 тонны молока в сутки, в зависимости от цикла отела, иногда до 6,5 тонн, но для рентабельности этого недостаточно. В ’Рождественно’ все будет по- другому».

Основная проблема для всех хозяйств — нехватка денег: на качественные корма, современную технику и оборудование, позволяющие в итоге выпускать высококачественное молоко. «Для молока сейчас главный показатель — не жирность, а белок и чистота, т. е. низкое содержание т. н. соматических клеток (соматические клетки — это клетки, отработанные в организме, их концентрация зависит от корма, болезней, частоты доения, охлаждения молока), — говорит Оздоев, — а их количество в литре молока существенно отличается, если сравнивать Россию и Европу. У нас молоко считается высшего сорта, если в нем 500 тысяч клеток на литр, а в Европе — 100 тысяч».

Впрочем, эта проблема касается пока и «Богдарня» — то ли из-за болезней вымени, то ли из-за кормов или используемых танков охлаждения старого советского образца, но концентрацию этих самых клеток в литре молока Джон пока не может опустить ниже 200 тысяч.

В России хорошую корову Джону найти не удалось: «С ними что-то случилось на генном уровне, и они просто перестали давать необходимые удои». А от того, сколько корова дает молока — напрямую зависит рентабельность фермы. А потому не жалко и переплатить. Последнее делать приходится. «Сейчас датских коров на всех желающих просто не хватает, — сокрушается Джон, — на них целая очередь. Все хотят — и греки, и французы. И поэтому цены на скот за последний год выросли на несколько сот евро за животное».

Если учесть, что в каждую двухэтажную скотовозку вмещается тридцать три животных, во Владимирские Петушки должно до лета приехать пятьдесят фур с «дорогими» коровами — в прямом смысле этого слова. Джон на них очень надеется.

Очевидно, с владимирщиной Джон связал свою жизнь надолго — недаром построил в Крутове часовню в честь святого Власия, покровителя животных (эта часовня стали символом «Богдарни», ее силуэт — на флаге предприятия), молельный дом, в мае 2003 года закончил строительство православного храма. «Без храма российская деревня — просто место, где живут люди, а не деревня», — уверен российский фермер из Лондона.